Протоиерей Алексий Бабурин
Аннотация: Рассматривается роль системы ценностей личности, в частности установки на позитивное отношение к жизни и мирное принятие естественной смерти, в купировании суицидальных мыслей и поведения. Предлагается как можно шире использовать аксиопсихотерапию для снятия суицидального напряжения, приводящего к самоубийству.
Ключевые слова: самоубийство, ценности личности, моральный выбор, религиозность, аксиопсихотерапия.
«Во свидетели пред вами призываю сегодня небо и землю: жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое» (Втор. 30:19).
Суицид является сложным био-психо-социо-духовным феноменом.
Из доклада ВОЗ «Предотвращение самоубийств. Глобальный императив» (2014) известно, что «каждый год от самоубийств умирают свыше 800 000 человек», что «в странах с высоким уровнем доходов у 90% жертв самоубийства имелись психические расстройства». По оценкам ВОЗ, «риск самоубийства в течение жизни составляет 4% для пациентов с аффективными расстройствами, 7% для индивидов с алкогольной зависимостью, 8% для лиц с синдромом биполярных расстройств и 5% для индивидов, страдающих шизофренией».
Хотя согласно объединенным данным семейных и близнецовых исследований, а также исследований с усыновленными детьми, «роль наследственных факторов в развитии суицидального поведения оценивается в 30–55 % (Р.Н. Мустафин с соавт., 2019), решающими факторами склонности к самоубийству всё же остаются эпигенетические факторы, которые «модулируются средовыми, особенно стрессовыми, воздействиями», связанными с жизненной парадигмой, включающей соответствующую систему базовых ценностей.
«Именно то, что особенно значимо для человека, выступает в конечном счете в качестве мотивов и целей его деятельности и определяет подлинный стержень личности», – писал в далеком 1946 году доктор педагогических наук, профессор, член-корреспондент Академии наук СССР Сергей Леонидович Рубинштейн (1946).
В кросс-культурном исследовании Равлин Э.Г. и Меплино Б.М. «О влиянии ценностей на восприятие и принятие решений» было установлено, что ценности действительно иерархически организованы в памяти, и люди в своем поведении руководствуются именно ими. Доминирующие ценности личности играют роль своеобразного стандарта для принятия решений (Ravlin E.G., Meplino B.M., 1987).
Известно, что в системе ценностей суицидентов выявляются отсутствие, утрата или конфликт установок, определяющих их отношение к жизни, боли, страданию и смерти.
Освещая основные вехи многолетнего творческого пути основоположницы отечественной суицидологии А.Г. Амбрумовой в связи с ее 100–летним юбилеем, суицидологи Любов Е.Б. и Цупрун В.Е. (2013) пишут, что «самоубийство, по Айне Амбрумовой, редко результат рационального взвешивания жизненных обстоятельств, доводов в пользу принятия или отвержения жизни; в основе кризиса гамма негативных эмоций: отчаяния, горя, страха, чувства беспомощности, вины, гнева, желания отомстить или прервать невыносимые душевные (психалгия Э. Шнайдмана) или телесные страдания. Однако и «холодные суициды», указанные А. Амбрумовой, — вряд ли следствие мучительных переживаний краха ценностных установок и «Я»; но более реакции отрицательного баланса, когда все «взвешено, подсчитано, отмерено», ведущей к тщательно спланированному суициду. Ею учтена роль весьма частой причины – депрессии, в том числе с экзистенциальным фасадом». «Антивитальные переживания отрицания смысла и ценности жизни тесно связаны с депрессивным мировоззрением, а суицидальные мысли достигают на определенном этапе сверхценности. Но зарождение, оформление и динамика суицидальной тенденции не объяснена лишь клинической (психопатологической) симптоматикой».
Рассматривая суицид как результат принятия решения, на который оказывают влияние не только рациональные рассуждения, но и убеждения, нравственные принципы, имплицитные предпочтения, в Научном центре психического здоровья (ФГБНУ НЦПЗ) изучалась связь принятия «морально личностных» решений и имплицитных отношений к «смерти» и «жизни» у здоровых людей и пациентов клиники, которые имели в анамнезе попытку суицида или явно говорили о суицидальных мыслях и идеях. «Результаты исследования показали, что имплицитное предпочтение «смерти» связано с неустойчивостью моральных предпочтений. В свою очередь, устойчивые моральные предпочтения, которые не могут быть поколеблены рациональными рассуждениями, связаны с имплицитным предпочтением жизни»(С.Н. Ениколопов с соавт., 2018).
Исследователи предположили, что «связь устойчивости моральных принципов перед лицом рационально понимаемой «выгоды» может быть одним из защитных барьеров при принятии «рационального» решения о суициде».
На основании опыта конфессионально-ориентированной реабилитационной работы с психическими больными, накопленного в НЦПЗ, в специальном исследовании изучались ценностно-смысловые структуры мировоззрения лиц с религиозным мировоззрением, страдающих психическими расстройствами, в сравнении с контрольными группами (Борисова О.А., с соавт., 2019). Сравнительный анализ структуры и содержания ценностно-смысловой сферы верующих и неверующих больных показал значительно большую стабильность, устойчивость ценностно-смысловой структуры верующих православных больных, когда даже тяжелая болезнь принципиально не меняла ее структуру. В то же время, структура и содержание ценностно-смысловой сферы неверующих больных существенно менялась в ходе болезни. У православных больных сохранялись деятельное стремление к Богу и развитие в себе духовных качеств. Понятия «здоровье», так же как и «болезнь», были органично включены в общий контекст их духовной, душевной и телесной жизни, и факт появления психического заболевания не вносил критических изменений в картину мира этих больных.
«Каждый акт суицида по-своему уникален и имеет собственный набор причин, намерений, целей, способов и смыслов. Но, несмотря на то, что смысл и цель у любого самоубийства есть всегда, в ряде случаев они могут не осознаваться в полной мере. Это напрямую касается лиц, совершающих попытки самоубийства в состоянии острого психоза с галлюцинаторно-бредовой симптоматикой.
Суицидальное же поведение, которое формируется в условиях экстремальной ситуации, исследователи чаще всего расценивают как один из видов поведенческих реакций человека с широким диапазоном индивидуальных вариаций – от относительной психологической нормы до выраженной психической патологии» (Журавлева Т.В., 2022).
В зависимости от того, какое представление о смерти в сознании человека – «смерть есть переход на другой уровень существования» и «смерть есть полное прекращение существования» – становится его убеждением, акценты в жизни делаются либо на ценности развития, совершенствования и познания, либо на качество этой единственно проживаемой жизни, ценностью которой являются продуктивность, насыщенность событиями, достижения, общественное признание (Шутова Л.В., 2005).
Мировоззрение глубоко религиозного человека профилактирует суицид, благодаря присутствию в его аксиопсихологической сфере концепции исключительности и трансцендентности человеческой личности. «Для верующего смерть указывает на хрупкость его существования и на его зависимость от Бога. Он отдает жизнь в руки Божии в акте полнейшего послушания» (Э. Сгречча, В. Тамбоне, 2002). Мирное принятие естественной смерти достигается при полном доверии Богу – «Да будет воля Твоя» (Мф. 6:10).
“На вопрос: почему мы остаёмся жить? – в конце концов следует ответить: решимость жить существенно отлична от решимости лишить себя жизни.
Поскольку я не сам дал себе жизнь, я решаю только оставить существовать то, что уже есть”. Так формулирует свой тезис против самоубийства Карл Ясперс.
Жизненная парадигма современного западного общества, которое одержимо и подавлено страхом смерти, исключает принятие смерти и ценность страдания. «Смерть имеет смысл только в том случае, когда, лишая человека земных благ, она открывает для него надежду на жизнь более полную. Неспособность осмыслить смерть приводит к двум взаимосвязанным отношениям к ней: с одной стороны, её не хотят знать, изгоняют из сознания, культуры, жизни, и, главное, её исключают как критерий, коим проверяется подлинность и ценность жизни, с другой стороны, её предвосхищают ради того, чтобы избежать прямого столкновения с совестью» (К. Ясперс, изд. 2012 г.).
Наглядным доказательством аналогичного секуляризованного взгляда на проблему смерти среди студентов выявили на кафедре философии, гуманитарных наук и психологии Саратовского государственного медицинского университета им. В.И. Разумовского Минздрава России.
Савинской А.А. с соавт. (2016) был проведен анкетный опрос 60 студентов в возрасте 18—19 лет на предмет выявления страха приближения смерти и отношения к бессмертию. Было обнаружено:
- “В отношении студентов к смерти преобладает научно-материалистический подход, что скорее всего обусловлено спецификой ВУЗа (большинство студентов определяют смерть как прекращение биологического существования; смерть – это закономерность и т.д.).
- Большинство респондентов (80%) не видят в размышлениях о смерти положительного потенциала, а считают, что они только омрачают нашу жизнь, поэтому лучше от них уходить, переключаться. Традиция подготовки к смерти в большинстве случаев воспринимается как пережиток, утративший свой глубинный смысл.
- 75% опрошенных верят в возможности науки сделать человека полностью или отчасти бессмертным”
Такая поверхностность суждений студентов-медиков говорит об их недооценке духовного измерения человеческой жизни и фиксации на сугубо материальных потребностях.
В этой связи следует отметить, что количество смертей молодых людей (в возрасте 15–29 лет) в мировом масштабе самоубийства занимают уже второе место, а среди взрослого населения на каждого погибшего от самоубийства приходится свыше 20 человек, совершивших суицидальную попытку (Всемирная организация здравоохранения, 2014).
По-видимому, тревожный рост числа самоубийств за последние полвека связан с преобладающим ощущением случайности и бессмысленности бытия и ослаблением религиозной восприимчивости.
Между тем, в несекуляризованной среде у верующих людей преобладает желание жить значимой жизнью, ради духовных ценностей, возвышающихся над простым удовлетворением физических потребностей.
Озабоченность ценностями такого рода может восприниматься как имманентная, исходящая из внутреннего «я», или как трансцендентная, вызванная, вдохновленная или даже продиктованная некой высшей по отношению к человеческому роду силой, в конечном счете определяющей его благополучие и горе.
Здесь речь идет о религии и о предполагаемом сверхъестественном авторитете по имени Бог. У Бога есть ожидания, и он предъявляет требования. Выполнение их является для верующего и поручением, и источником удовлетворения: для них Бог является возвышенным и высшим источником смысла” – замечает Герман Меир ван Прааг (2020), основоположник биологической психиатрии в Нидерландах, – одной из самых секуляризованных стран мира.
В статье «Роль религии в предотвращении самоубийств” Герман М. ван Прааг со всей очевидностью показывает, что “религиозная приверженность — религиозность и, в несколько меньшей степени, религиозная принадлежность — связана с меньшим риском реализации суицидального поведения”. Он объясняет эту взаимосвязь тем, что религиозные сообщества предоставляют своим членам группу поддержки, что религия сама по себе может дать облегчение и надежду человеку в трудные времена, для верующего Бог является высшим Утешителем, что не исключена возможность и наказания Божия здесь и сейчас или в загробной жизни.
Ссылаясь на авраамические религии, он отмечает: «Иудаизм рассматривает жизнь как личный дар Бога: «Я взыщу и вашу кровь, в которой жизнь ваша»[1], предписание, которое раввины восприняли буквально, и основанное на нем запрещение самоубийства. Христианство приняло такое же отношение, основанное на шестой заповеди: «Не убивай» (Исх. 20:13)[2]. То же самое относится и к исламу, где самоубийство осуждается: «Не обрекайте сами себя на погибель»[3]. Это Бог дал жизнь, и только Он имеет право забрать ее” (Herman M. van Praag, 2020).
При этом очень важно, как верующий воспринимает Бога: как милующего и человеколюбивого или как карающего и грозного. «Любовь от Бога, и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога. Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь» (1 Ин. 4: 7–8).
В таких религиях, как индуизм, где реинкарнация рассматривается как часть жизненного цикла, отношение к самоубийству может быть более либеральным.
Согласно определению Всемирной организации здравоохранения, “Психическое здоровье — это состояние благополучия, при котором каждый человек может реализовать свой собственный потенциал, справляться с обычными жизненными стрессами, продуктивно и плодотворно работать, а также вносить вклад в жизнь своего сообщества”.
Это определение не включает в себя этическое измерение здоровья. Тогда как, причиной многих болезней служит нравственно порочный выбор, безответственное отношение к своему здоровью. Например, употребление алкоголя и наркотиков, табакокурение, беспорядочные половые связи, переедание, агрессивное поведение. Когда речь идет об ответственности, всегда подразумевается этическое измерение.
Состояние благополучия, с которым ассоциируется понятие здоровья, обеспечивается цельностью личности, гармонией её этико-религиозных ценностей. Когда в иерархии значимых смыслов человека благоговение к дару жизни сменяется презрением к ней, и вместо “непостыдной и мирной” кончины предпочитается насильственное завершение жизни в состоянии ожесточения или “от обиды человеческой или по иному какому случаю от малодушия» (преподобный Никодим Святогорец (Калливурцис)), тогда все духовные, медико-социальные и психолого-психиатрические усилия должны быть направлены на формирование устойчивой жизнеутверждающей системы ценностей и подлинного человеческого отношения к уходу из жизни, согретой смирением и любовью.
Надо прямо отметить, что у подлинно верующих представителей традиционных религий есть ряд преимуществ перед атеистами и агностиками. У них отмечаются большая сформированность ценностных и смысложизненных ориентаций, высокая выраженность ценностных ориентаций на любовь, более высокий уровень развития эмпатии, позитивное отношение к другим, самопринятие, эмотивность, неагрессивность. Хотя верующие более подвержены страхам, чем неверующие, однако, религия помогает им пережить страхи и дает чувство психологической защищенности. В преодолении трудных жизненных обстоятельств верующие более часто используют стратегию поиска социальной поддержки, самоконтроля и реже – стратегию противостоящего совладания (Ачинович Т.И., 2013).
Приведу здесь один пример пастырского врачевания святителем Николаем Велимировичем (1881-1956), епископом Сербской Православной Церкви, верующей женщины, находящейся в отчаянии и пытавшейся свести счёты с жизнью.
Знаю, как тебе трудно. Несколько лет назад умер твой муж. Горя – через край. Пережила. Вскоре женился сын – радость вернулась. Особенно тебя утешал любимый внук. Но того, кого ты любила, любил и Господь и взял к Себе. Вскоре после этого тяжко заболела невестка. Иссушили ее печаль и скорбь, и пошла она за сыном. За ними ушел и твой сын единственный. Ты пыталась отравиться – осталась жива. Приготовила веревку, чтобы повеситься, но помешала девочка-соседка. Увидев тебя с веревкой, она сказала то, что слышала от старших: что самоубийство – смертный грех, который не прощается ни на этом, ни на том свете. Правильно сказала; эта девочка спасла твою душу. Воистину, благодаря ей ты сможешь в том мире увидеть и сына, и невестку, и внука, и мужа.
Церковь Христова от начала решительно восстала против самоубийства, как против смертного греха. Западный учитель Церкви блаженный Августин сказал: «Убивающий себя убивает человека», то есть самоубийца приравнивается к убийцам. Но в нашей, Восточной Церкви самоубийство осуждалось еще строже. Православная Церковь установила строгое наказание даже за попытку самоубийства. За это налагалась двенадцатилетняя епитимья. Возможно, это покажется слишком строгой мерой, но эта строгость рождена милосердием, Церковь строга к самоубийцам из любви к людям. Ибо Церковь хранит в своей «ризнице» реальный опыт, что самоубийцы не наследуют Царство бессмертной жизни и вечной милости. Своей строгостью хочет Церковь предостеречь людей от вечной погибели.
В Священном Писании упоминаются два человека, отнявшие у себя жизнь. Первый – Ахитофел, предатель царя Давида (2Цар. 17:23), второй – Иуда, предатель Господа Иисуса Христа (Мф. 27:5; Деян. 1:16–18). Не допускай мысли о том, чтобы по ту сторону могилы оказаться тебе в их обществе.
Претерпевший же до конца спасется,– сказал Господь (Мф. 10:22). Множество разных испытаний попускает Он людям, но цель одна – горечью исцелить человеческие души от греха и тем приготовить их к вечному спасению. Как бы трудно тебе ни было, помни две вещи: первое, что Сам Отец твой Небесный определяет меру страдания; второе, что Он знает твою меру. Когда бы ни пришла к тебе мысль о самоубийстве, гони ее. Ибо это шепот сатаны.
Милость Божия да укрепит тебя” (святитель Николай Сербский).
Поскольку одним из источников суицидального напряжения, приводящего к самоубийству, является ценностное напряжение, проистекающее из конфликта ценностей (J. Zhang, 2020), постольку в профилактике самоубийств важное значение имеет аксиопсихотерапия. Эта методика была создана кандидатом медицинских наук Ларичевым Валерием Павловичем[4] во Всесоюзном суицидологическом центре при Московском НИИ психиатрии МЗ РСФСР в 1983 г. и апробирована в Кризисном стационаре при ГКБ №20 гор. Москвы. Проведению аксиопсихотерапии предшествовал психологический, психопатологический и аксиопсихологический анализ личности. Последний выявлял индивидуальные значения и ценности пациента в их иерархии, а также связанные с ними конфликты, фрустрации, депривации и дефицит навыков совладания перед лицом жизненного кризиса. В зависимости от полученных данных в рамках рационально-когнитивной и/или суггестивной психотерапии осуществлялись либо актуализация, либо дезактуализация индивидуальных значений, их переакцентировка или переориентация. При наличии у пациента ригидной эмоционально-когнитивной установки («аксиопсихологической парадигмы») производилась её коррекция.
Таким образом, путем направленного изменения в системе индивидуальных значений и ценностей пациента можно положительно влиять на суицидальную ментальность, перенастраивая её на позитивное отношение к жизни и мирное принятие естественной смерти.
Использованная литература:
- Ачинович Т.И. Актуальные проблемы исследования религиозности в современной отечественной психологии//Ярославский педагогический вестник – 2013 – № 3 – Том II (Психолого-педагогические науки). С.218-222.
- Борисова О.А., Гусев В.В., Двойнин А.М., Копейко Г.И. Структура и содержание ценностно-смысловой сферы психически больных с религиозным мировоззрением // Культурно-историческая психология. 2019. Том 15. № 4. С. 56–67. DOI: 10.17759/chp.2019150406
- Ениколопов, С.Н. Моральные суждения и имплицитное отношение к смерти при суицидальном риске / С.Н. Ениколопов, Т. И. Медведева, О.Ю. Казьмина, О.Ю. Воронцова // Суицидология. – 2018. – Т. 9. – №1(30). – С. 45-52.
- Журавлева Т.В. Психологические факторы суицидального поведения у лиц молодого возраста с незавершенными попытками самоубийства: дис. … кандидата психологических наук: 19.00.04/ Журавлева Татьяна Владимировна. – Санкт-Петербург, 2022. – 152 с.
- Ларичев В.П. Аксиопсихотерапия кризисных состояний.//Научные и организационные проблемы суицидологии. Сборник научных трудов. М., Изд. Московского НИИ психиатрии МЗ РСФСР, 1983. — С.204-205.
- Любов Е.Б., Цупрун В.Е. Век, время и место профессора Амбрумовой в отечественной суицидологии [Электронный ресурс] // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. – 2013. – N 2 (19). – URL: http://medpsy.ru (дата обращения: 12.12.2022).
- Миссионерские письма. Письмо 72. Одинокой больной женщине, о самоубийстве/Святитель Николай Сербский; пер. с серб. С.А. Луганской. — М.: Изд-во Моск. Подворья Свято-Троиц. Сергиевой лавры, 2005 (ОАО Тип. Новости). – С.59-60.
- Паисий Святогорец, преподобный.Из книги: Паисий Святогорец. Слова. Том III. «Духовная борьба». Святая гора.- Москва, 2003. — https://k-istine.ru/library/paisiy_sviatogorec-10.htm (дата обращения: 11.12.2022).
- Преподобный Никодим Святогорец (Калливурцис). Пидалион. Правила Православной Церкви с толкованиями. Том 4. Правила святых отцов. Тимофея, святейшего архиепископа Александрийского Вопросоответы, или 18 правил с толкованиями.
- Психическое здоровье. Всемирная организация здравоохранения. https://www.who.int/ru/news-room/fact-sheets/detail/mental-health-strengthening-our-response (дата обращения: 5.12.2022).
- Р.Н. Мустафин, А.В. Казанцева, Р.Ф. Еникеева, Ю.Д. Давыдова, С.Б. Малых, В.В. Викторов, Э.К. Хуснутдинова. Эпигенетика суицидального поведения//Вавиловский журнал генетики и селекции. 2019;23(5):600-607.
- Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. М., 1946. 720 с.
- Савинская А.А., Жиркова А.Г., Сержантов И.А. Страх смерти как мощнейший стимул к жизни. Краткое сообщение//Бюллетень медицинских Интернет-конференций. 2016. Том 6. № 5. С. 1007-1008.
- Слова. Том III. «Духовная борьба». Святая гора.- Москва, 2003.
- Шутова Л.В. Смысложизненные и ценностные ориентации в отношении к жизни и смерти у лиц юношеского возраста: автореферат дис. … кандидата психологических наук: 19.00.07/ Шутова Людмила Васильевна. Сев.-Кавказ. гос. техн. ун-т. — Ставрополь, 2005.
- Элио Сгречча, Виктор Тамбоне. Биоэтика. Учебник. М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея. 2002. С.348.
- Ясперс Карл. Философия. Книга вторая, Просветление экзистенции/ К.Ясперс//перевод с нем. А.К.Судакова. — М.: «Канон-Плюс”, 2012. – 448 с.
- Herman M. van Praag. The role of religion in suicide prevention. In: Wasserman D. (ed.). Oxford textbook of suicidology and suicide prevention. – Oxford University Press, 2020.- P. 9-16.
- Zhang J. (2019). The strain theory of suicide. Journal of Pacific Rim Psychology, Volume 13, e27. https://doi.org/10.1017/prp.2019.19
- Preventing suicide: a global imperative. Geneva: World Health Organization; 2014. P.9.- [Electronic resource]. URL:
https://apps.who.int/iris/bitstream/handle/10665/152893/Suicide%20report%20a%20global%20imperative%20(Rus).pdf?sequence=3 (Date of access: 5.12.2022). - Ravlin E.G., Meplino B.M. Effect of Values on Perception and Decision Making: A Study of Alternative Works Values Measures // Journal of Applied Psychology. – 1987. – Vol. 72, № 4. – P.666-673.
[1] Быт. 9:5. Ср.: Один Господь является Владыкой жизни и смерти (1 Цар. 2:6). «В Его руке душа всего живущего и дух всякой человеческой плоти» (Иов. 12:10).
[2] С позиции церковного канонического права, согласного с мнением двадцать второго патриарха Апостольского Престола святого Евангелиста Марка (380-384), Архиепископа Александрийского Тимофея I, получившему всеобщее одобрение и утвержденному на Шестом Вселенском соборе, отпевание самоубийц и литургическая молитва за них допускаются только в случае признания их деяния, совершенного в состоянии безумия. Этих людей Церковь оставляет на суд и на милость Божию. Лишение церковного отпевания лиц, в здравом уме совершивших суицид, не является актом жестокости со стороны Церкви. Напротив, эта мера служит препятствием для суицидального поведения верующих. Подавляющее большинство православных христиан не совершают самоубийства, потому что боятся Бога и считают самоубийство смертным грехом. Истинно верующий верный христианин считает трудности и боль настоящей жизни испытанием, которые помогают ему осознать временный и тленный характер человеческой жизни и, в соответствии с этим, стремиться к духовно-нравственному росту, чтобы спастись. “Душевно больные люди, оканчивая жизнь самоубийством, имеют смягчающие вину обстоятельства, потому что их разум не в порядке” – свидетельствует преподобный Паисий Святогорец (Эзнепидис) (1924–1994), схимонах Константинопольской Православной Церкви, подвижник, духовный писатель, один из самых уважаемых афонских старцев XX века.
[3] Коран. Сура 2 «Аль-Бакара» («Корова»), аят 195.
[4] Ларичев Валерий Павлович (в настоящее время – схиигумен Варнава), будучи врачом психиатром и священнослужителем Русской Православной Церкви, четверть века являлся по совместительству клириком больничного храма в честь иконы Божией Матери Целительница при ФГБНУ НЦПЗ.