Кириллин Владимир Михайлович

Аннотация: В статье раскрывается понятие юродства с церковной точки зрения. Автор указывает, что явление юродства как особого вида духовного подвижничества имело место еще в ветхозаветную эпоху, о нем размышлял апостол Павел, к подвигу юродства изредка прибегали в эпоху раннего христианства и в Византийской империи, о чем сохранились письменные свидетельства. Большое распространение юродство как подражание Христу получило на Руси в XI–XVII вв., но и позднее, в XVIII–XX вв., были нередки юродивые. Некоторые из них причислены Церковью к лику святых, о некоторых сохраняется добрая память доныне. В силу того, что грань между истинной святостью и «святостью» напускной, ложной едва заметна, трудность представляют критерии оценки юродства, то есть различения подлинного подвига от показного, искусственного или от болезни. В статье объясняется, почему в старину к юродивым относились с почтением, почему отношение в обществе к юродивым со временем менялось и почему наконец само слово «юродство» стало восприниматься современным сознанием как обозначение сумасшествия или кривляния. Завершается статья указанием на черты и свойства в поведении юродивых, которые следует считать показателями истинного подвига или, напротив, показателями симуляции, притворства.

Ключевые слова: юродивый, блаженный, святой, духовный подвиг, почитание, церковный опыт.

В нашей обиходной речи мы нередко употребляем слова «юродство», «юродивый», подчас имея в виду некую ненормальность в поведении человека^[1]. Однако понятие и явление юродства издревле связано с особым видом духовного подвижничества. В этой связи естественно возникает вопрос о том, что такое подвиг юродства в церковном понимании^[2] и кого можно, а кого нельзя считать юродивым^[3].

Прежде всего нужно отметить, что представление о юродстве известно еще по ветхозаветным книгам. Например, подвигу юродства предавались некоторые пророки, совершая неожиданные для людей эпатажные поступки как своеобразный призыв к покаянию и возвращению к Богу. Так, пророк Исайя ходил в обнаженном виде три года, как бы предупреждая евреев о предстоящем им египетском пленении (Ис. 20:2–3); пророк Иезекииль какое-то время лежал перед камнем, знаменующим осажденный Иерусалим, и ел хлеб, испеченный на коровьем помете (Иез. 4:15); пророк Осия женился на блуднице, указав этим на неверность потомков Израиля Богу (Ос. 3).

О юродстве размышлял в своих посланиях апостол Павел: «Ибо слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, — сила Божия» (1 Кор 1:18), «Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих» (1 Кор 1:21). Очевидно, апостола Павла надо понимать так: христианство с точки зрения обывательского сознания — это безумие, это отвержение привычной, «мирской» системы ценностей. Вписать христианское упование в эту систему невозможно. Речь не о том, конечно, что у христианина не может быть обычных человеческих потребностей, но о том, что нельзя ставить эти потребности во главу угла, а напротив — нужно стремиться к духовному совершенству и отвергать все, что этому мешает, все, что «заземляет» христианина.

Однако отрицание мирских привязанностей, то есть аскеза, — это понятие более широкое, чем юродство. Но чем является этот подвиг в рамках христианской аскетической традиции и в конкретной его реализации?

Юродивыми (от греч. σαλός) считались блаженные мужи и жены, добровольно принявшие на себя облик недомыслия и безумия ради, во-первых, служения Христу, и, во-вторых, «поругания миру» и его ценностей. В этом подвиге осуществлялась антитеза апостола Павла: «Никто не обольщай самого себя. Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтоб быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом, как написано: уловляет мудрых в лукавстве их» (1 Кор. 3:18–19).

Характерными признаками юродства, помимо внешнего безумия, посредством которого уничтожается гордыня, всегда считались смиренное приятие поношений и побоев, смелое обличение пороков, тайная молитвенность и демонстративное неблагочестие, наконец, способность видеть то, что закрыто для обычных людей, то есть прозорливость, лишь постепенно постигаемая обществом.

Наиболее, если угодно, научная характеристика юродства содержится в книге Георгия Петровича Федотова «Святые Древней Руси». По его мнению, юродство — это: «1. Аскетическое попрание тщеславия, всегда опасного для монашеской аскезы. В этом смысле юродство есть притворное безумие или безнравственность с целью поношения от людей. 2. Выявление противоречия между глубокой христианской правдой и поверхностным здравым смыслом и моральным законом с целью посмеяния миру. 3. Служение миру в своеобразной проповеди, которая совершается не словом и не делом, а силой Духа, духовной властью личности, нередко облеченной пророчеством» (Федотов Г.П., 2000, с. 163–164).

Люди, вступившие на путь юродства, видели в нем для себя единственную дорогу к спасению, видели наиболее адекватный — опять же, лично для себя! — способ подражания Христу. Ведь и с христианской, и с исторической точки зрения первым юродивым был Сам Спаситель, полностью отвергавший ценности мира сего и призывавший человечество к иному образу жизни в Духе Святом.

Как особый род аскезы юродство возникло на Востоке примерно в IV в. Так, известно свидетельство Палладия, епископа Еленопольского (IV в.) о египетской подвижнице Исидоре, прозывавшейся по-коптски Varankís, которая, будучи в Тавенском монастыре Мен, притворялась безумной и одержимой бесами, за что была весьма презираема сестрами обители (Палладий, епископ Еленопольский, 2013, с. 147–149). Об аналогичном подвиге сообщает и Евагрий Схоластик (ум. 600 г.) в своей «Церковной истории», рассказывая, в частности, о неких безумных, называемых «пасущимися», которые удалялись в пустынные места, в качестве одежды использовали только набедренные повязки, всецело предавались молитвам и питались растениями, травами, тем, что давала земля, а вернувшись в мир, продолжили свою аскезу. При этом Евагрий утверждал, что данный подвиг является наивысшим (Евагрий Схоластик, 2010, с. 99–100).

В древний период христианской истории юродство не получило большого распространения как вид аскезы. Так, в Византии до крещения Руси были прославлены только шесть подвижников этого типа (например, Симеон Эмесский, Серапион Синдонит, Фома Келесирский, Андрей Цареградский). Правда, известны случаи, когда святые подвижники предавались юродству лишь на время, большую же часть своей жизни посвящая аскезе иного типа (преп. Василий Новый, преп. Симеон Студит, святитель Леонтий, патриарх Иерусалимский и др.). В греко-византийской литературе бытовали также рассказы о «Божиих людях», которые принимали облик безумцев, ходили нагими, носили вериги и были весьма чтимы в народе. Однако официальными церковными властями подобные нерегламентированные формы подвижничества оценивались негативно.

Особую популярность подвиг добровольного безумия обрел в России. После Исаакия Киево-Печерского (XI в.) расцвет юродства пришелся на XIV–XVII столетия. Как установил Г.П. Федотов, «по столетиям чтимые русские юродивые распределяются так: XIV век — 4; XV — 11; XVI — 14; XVII — 7», это Авраамий Смоленский, Прокопий Устюжский, Михаил Клопский, Василий Блаженный Московский, Максим Московский, Николай Псковский Салос и многие другие. Конечно, в данном случае речь идет только о юродивых, причисленных к лику святых, прославленных. На самом же деле, в реальной истории их, разумеется, было больше (Федотов, 2000, с. 162). Тем не менее, даже эти данные показывают, что подвиг юродства — не массовый, что это всякий раз уникальный случай. Уместно в связи с этим специально подчеркнуть, что во времена Киевской Руси юродивых практически не было. Точнее говоря, некоторые подвижники той эпохи — к примеру, Исаакий Печерский (Киево-Печерский патерик, 1999, с. 79, 183–184) или Авраамий Смоленский (Житие Авраамия Смоленского, 1997, с. 34, 35) временами предавались этому подвигу, но затем переходили к иному образу подвижничества. В северной же или Московской Руси юродству придавали большое значение. Юродивых обычно воспринимали как обличителей неправедной власти и глашатаев Божией воли. Именно поэтому их нередко почитали еще при жизни и, разумеется, после их отшествия ко Господу. В этом отношении весьма показательна память о блаженной Ксении Петербургской, скончавшейся в начале XIX века (Святая блаженная Ксения Петербургская, 1999). Ее народное почитание было и остается столь великим, вера в ее причастность Богу столь крепкой, что после ее смерти тропа к ее могиле не зарастает до сей поры, причем не в фигуральном, а в буквальном смысле. Вот такое народное почитание крайне важно. На таком примере видно, что Церковь не каким-то своим официальным решением вызывает в церковном народе почитание святого — нет, последовательность обратная: признание Церкви основано на глубоком народном почитании личности с незыблемой репутацией человека Божия.

О северно-русских юродивых сохранилось достаточно много письменных свидетельств в виде их жизнеописаний или же рассказов об отдельных эпизодах из их жизни. Но все такие повествования появлялись обычно после кончины их героев, и, разумеется, они всегда неполны и преимущественно отражают народные представления о былом. Тем не менее, в главном эти источники содержат достаточную информацию о подвиге юродства.

Обычно юродивые никаких объяснений своих странных слов и поступков не давали. Впрочем, в этом не было большой необходимости. В целом православные люди понимали, что необычное поведение юродивых — не самоцель, а средство заставить общество задуматься о смысле бытия, смысле учения Христова и вообще о пути спасения. В этом отношении любопытно предание о псковском юродивом Николе Салосе и царе Иване Грозном, не известное, кстати, по древнерусским источникам, но зафиксированное побывавшим в Московии в 1588 г. Джайлсом Флетчером:

«…Был еще один такой же, пользовавшийся большим уважением в Пскове (по имени Никола Псковский — В.К.), который сделал много добра в то время, когда отец нынешнего царя (Феодора Ивановича — В.К.) пришел грабить город (Псков после Новгорода в 1570 г. — В.К.), вообразив, что замышляют против него бунт. Царь (Иван Грозный — В.К.), побывав прежде у Блаженного на дому, послал ему подарок, а святый муж, чтобы отблагодарить царя, отправил к нему кусок сырого мяса, между тем как в то время был у них пост. Увидев это, царь велел сказать ему, что он удивляется, как святый муж предлагает ему есть мясо в пост, когда Святая Церковь запрещает это. «Да разве Ивашка думает (сказал Никола — В.К.), что съесть постом кусок мяса какого-нибудь животного грешно, а нет греха есть столько людского мяса, сколько он уже съел?» Угрожая царю, что с ним случится какое-нибудь ужасное происшествие, если он не перестанет умерщвлять людей и не оставит город, он таким образом спас в это время жизнь множеству народа. Вот почему блаженных народ очень любит, ибо они… указывают на недостатки знатных, о которых никто другой и говорить не смеет. Но иногда случается, что за такую дерзкую свободу, которую они позволяют себе, прикидываясь юродивыми, от них тайно отделываются, как это и было с одним или двумя в прошедшее царствование за то, что они уже слишком смело поносили правление царя» (Сочинение Флетчера, 1906, с. 101–102).

Как следует из наблюдений Г.П. Федотова, юродство в России после XVII в. становится все более редким явлением как подвижничество во Христе. Если вспомнить о самых знаменитых поздних юродивых, то это Прокопий Вятский († 1627), Иоанн Верхотурский († 1701), Ксения Блаженная († 1803), Иван Яковлевич Корейша (ум. 1861), Параскева Дивеевская или Саровская († 1915), ленинградский юродивый Григорий Калинович Деянов (ум. 1932), Вера Леонтьевна Гуреева (ум. 1968). Их, в общем, не так мало, но лишь немногие почитаются в лике святых. Несомненно, тому есть причины. С определенного момента — точнее сказать, в Синодальный период — Русская Православная Церковь начинает осторожно относиться к этому подвигу. Дело в том, что при сходстве внешних проявлений юродство могло иметь разные причины. Во-первых, это юродство в строгом смысле слова, то есть подвиг на почве борьбы с собственной гордыней ради преодоления соблазнов мира сего и ради спасения. Во-вторых, это поведение людей, не совсем здоровых психически (таких в народе называли «блаженненькими»). В-третьих, это псевдоюродство, когда люди действительно надевали на себя личину безумия, но не ради высоких христианских целей, не ради подражания Спасителю, а ради удовлетворения собственной гордыни, ради обретения каких-то благ — то есть здесь речь уже идет о духовном недуге, о состоянии прелести. И далеко не всегда легко было понять, с каким явлением каждый раз сталкиваешься. Тем не менее, если говорить об обывательском восприятии жизни во Христе, то, видимо, подвиг юродства был более понятен людям, чем подвиг монаха-аскета. Ведь одно дело, когда монах в ограде монастыря, в тишине своей кельи достигает духовного совершенства, но преимущественно оторван от людей, и совсем другое, когда человек живет на виду у всех, общается с людьми, что-то говорит им, своим «нестандартным» поведением показывает им, как можно подвизаться, подражая Христу, то есть, не жалея ни своей красоты, ни молодости, ни физического здоровья, жить вопреки обычным человеческим ценностям, в нищете и поругании, и при этом сохранять чистоту духа и сердца. И понятно, что слова и поступки юродивых — внешне людей убогих, слабых, нуждающихся в помощи и заботе — как-то подталкивали окружающих к добру и милосердию. Таким образом, имела место своего рода педагогическая подоплека отношений. Юродивые уже самим фактом своего существования, своим вызовом ценностям мирской жизни влияли на сознание народа. В церковном обществе их воспринимали как людей Божиих, и бытовало представление, что подобных им обижать нельзя, что это все равно как тягаться с Богом. Более того, это касалось не только юродивых в строго церковном смысле слова, но и просто людей немощных, болезных, ущербных, нищих, обездоленных и т.п. Обидеть таковых считалось грехом, да и опасным делом: Бог ведь мог вступиться. То есть тут сочетались и милосердие, и страх Господень.

Среди рационалистически настроенных людей бытует мнение, что юродивых на самом деле должно считать психически больными или страдающими умственной отсталостью, что если они и выступают как медиумы, как глашатаи Божией воли, то все равно их состояние — это проблема психиатрической медицины. Однако, думается, это проблема комплексная. Для ее решения, наверное, требуется хорошее знание церковного опыта и способность видеть тот или иной случай юродства одновременно в духовном, культурном, историческом и социальном аспектах. Да, для материалиста, отрицающего бытие Божие и возможность воздействия на человека Духа Святого, юродство как феномен неприемлемо, а являемое им отклонение от стандартного стереотипа поведения может быть объяснено только психическим недугом. Но в глазах верующего христианина юродивый может быть совершенно здоров психически, а его поступки могут быть мотивированы не медицинскими, а духовными причинами. При этом надо иметь в виду, что в современном сознании слово «юродивый», как уже отмечено, действительно синонимично «психически больному». Однако при этом важно помнить, что смысл слов с течением времени меняется, в силу законов развития языка или, что в данном случае важнее, под влиянием различных изменений в бытии человечества. Как пример можно указать на известный российский процесс секуляризации, или обмирщения, то есть процесс вытеснения Церкви и церковных традиций, начиная с Петровского времени, из социальной, интеллектуальной, культурной, бихевиористической^[4] жизни и постепенной замены христианской системы морально-нравственных ориентиров и духовных ценностей какими-то иными мировоззренческими представлениями и опорами. Слова в языке остаются, но в новой системе координат обретают новые смысловые оттенки. Видимо, поэтому в современном восприятии юродство и считается синонимом психических отклонений. Секуляризация устоев жизни сказалась и в том, что люди стали духовно черстветь. Так, в частности, если раньше в юродивых видели вестников воли Божией, то впоследствии, когда общество отдалилось от Церкви, юродивых начали воспринимать как умственно неполноценных, коим место в сумасшедшем доме. Тем не менее, подвиг юродства был достаточно широко распространен даже в советское время. Действительно, в какую бы епархию вы сегодня ни приехали, вам обязательно расскажут о местных юродивых, мужчинах и женщинах, которые подвизались там в 1920–1930-х гг., во время и после Великой Отечественной войны и даже в хрущевские времена, да еще и могилку покажут, причем обязательно ухоженную. Да, были такие люди, которые говорили обществу правду, но облекали ее в весьма неожиданную форму, порой даже совершенно неприемлемую с точки зрения приличий.

Конечно, при этом всегда возникает проблема подлинности. Спрашивается, как отличить истинное юродство от ложного? Думаю, можно все-таки предложить некоторые критерии.

Во-первых, это внешнее целеполагание. Если перед нами настоящий юродивый, он будет возвещать правду Божию, а не человеческую. То есть если его, как сейчас говорят, «месседж» сводится к защите прав человека, к требованиям политических и экономических реформ, к обличению тех или иных властных институтов или персоналий — можете быть уверены, что это не юродство в церковном смысле слова. При этом, конечно, неверно утверждать, что все перечисленные цели априори плохи и за них не нужно бороться. Но в таких случаях имеет место все же обычная политическая борьба, а не подвиг юродства.

Во-вторых, это внутренняя мотивация. Конечно, о ней говорить сложнее, мы ведь не можем знать, что у человека происходит в душе, если он сам об этом не скажет. Но из церковного предания, из житийной литературы мы знаем, что на подвиг юродства люди чаще всего шли, стремясь максимально уподобиться Иисусу Христу, а не из чисто рациональных, прагматических соображений. Поэтому если мы знаем, что кто-то начал вести себя подобно юродивым, исходя из трезвого расчета, ради «общественной пользы» — мы вправе усомниться в подлинности подобного юродствования.

В-третьих, это несомненная глубокая вера, характерная для настоящих юродивых. Вера, которая была им свойственна и до принятия на себя подвига юродства. Если же юродивым объявляют кого-то, кто ранее никак не проявлял свою веру, чей образ жизни никак не свидетельствовал о следовании за Христом, у нас есть все основания для сомнений.

В-четвертых, настоящий юродивый готов смиренно, ничего и никого не страшась, сносить насмешки, возмущение, поношения. Такой человек потому ведь и решается на подвиг юродства, что главная его цель — сохранить себя от гордыни, со страхом Божиим принять оскорбления, издевательства, преследования. В этом юродивый видит подражание Христу, который добровольно принял терновый венец, избиения, плевки, насмешки и, главное, смерть на кресте. Поэтому если человек, ведущий себя как юродивый, удивляется общественному осуждению, возмущается этим осуждением, кидается в контратаку, отстаивает свои права, это верный признак того, что никакого настоящего юродства нет. Без смирения юродства не бывает.

В-пятых, настоящие юродивые, прославленные Церковью, не просто возвещали правду Христову тем, кто от нее уклонялся, но и обладали пророческим даром, предрекали обществу какие-то события, которые и случались в скором времени.

И наконец, последний и самый очевидный критерий: если деятельность «юродивого» вносит раскол в общество, если в результате его эпатажных выходок нарастает взаимное озлобление, если люди не приближаются к Богу, а напротив, отдаляются от Него, значит, и нет никаких деяний и никакого возглашения от Бога.

Использованная литература:

1. Евагрий Схоластик. Церковная история. Кн. I–VI / Пер. с греч., вступ. ст., комм., при-лож. и указат. И.В. Кривушина. 2-е изд. СПб: Изд-во Олега Обышко, 2010. С. 99–100.
2. Житие Авраамия Смоленского // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 5. XIII век. СПб: Наука, 1997. С. 30–65.
3. Иванов С.А. Блаженные похабы: культурная история юродства. М.: ЯСК, 2005. 448 с.
4. Киево-Печерский патерик // Древнерусские патерики: Киево-Печерский патерик. Волоколамский патерик / Подгот. Л.А. Ольшевская, С.Н. Травников. М.: Наука, 1999. С. 7–80, 109–185.
5. Ковалевский И., свящ. Юродство во Христе и Христа ради юродивые Восточной и Русской Церкви: исторический очерк и жития сих подвижников благочестия. 3-е изд. М., 1902. 284, IV с.
6. Кузнецов А., иером. Юродство и столпничество: религиозно-психологическое исследование. СПб, 1913. 410 с.
7. Палладий, епископ Еленопольский. Лавсаик, или Повествование о жизни святых и блаженных отцов. М.: Благовест, 2013. 384 с.
8. Святая блаженная Ксения Петербургская. СПб: Сатисъ, 1999. 127, 2 с.
9. Словарь современного русского литературного языка. Т. 17: Х–Я. М., Л.: Наука, 1965. стб. 2126.
10. Федотов Г.П. Святые Древней Руси // Собрание сочинений в 12 тт. Т. 8. / Сост. примеч. С.С. Бычков. М.: Мартис, 2000. 268 с.
11. Флетчер Дж. О государстве русском. 3-е изд. СПб, 1906. С. 138 с.

^[1] Юродивый, -ая, -ое. 1. Психически больной, помешанный, сумасшедший [9, стб. 2003].
^[2] Об этом см.: [5; 6].
^[3] Об этом см.: [3].
^[4] Употребляемый в психологии термин «бихевиоризм» восходит к английскому слову behavior — поступок, поведение, характер.