Немцев Алексей Викторович

Аннотация: Рассматривается возможность использования постнеклассического подхода в клинико-психологической сфере, а именно при оказании психологической помощи религиозным людям, имеющим психические расстройства. Постнеклассический подход рассматривает в качестве основного предмета психологии смысловую реальность (в том числе религиозные смыслы). На клиническом примере демонстрируется возможность переинтерпретации смысла религиозной жизни с целью достижения более здорового и гармоничного психического состояния.

Ключевые слова: постнеклассический подход, биопсихосоциодуховная модель, религиозные смыслы, шизоаффективное расстройство.

Общеизвестным является тот факт, что с момента появления научной психологии в 1879 году она оказывала влияние на развитие психиатрии. Такие светила отечественной и мировой психиатрии, как В.М. Бехтерев, С.С. Корсаков, Э. Крепелин, физиолог И.П. Павлов, в начале своего научного пути учились в психологической лаборатории В. Вундта в Лейпциге, а потом использовали полученные знания в своей работе (Зейгарник Б.В., 1976).

И если в конце XIX века взаимный интерес касался преимущественно элементарных психических функций — памяти, внимания, то в начале XXI века в фокусе интереса — смыслы и ценности. А смыслы и ценности, по меткому выражению крупнейшего отечественного психолога А.Н. Леонтьева, — «высшая математика» психологии.

К этой сложной теме уместно подойти, исходя из представлений о развитии психологии как науки. С точки зрения концепции философии науки В.С. Степина (2000), все науки, как естественные, так и гуманитарные, прошли два этапа своего развития — этап классической науки и этап неклассической — и сейчас находятся на постнеклассическом этапе. Логика перехода от одного этапа к другому состоит во все большем включении субъекта познания (исследователя) в картину реальности. Приходит понимание, что изучаемая реальность не существует сама по себе, а зависит от самого факта исследования, методов исследования и даже ценностей исследователя.

Развитие психологии от классического этапа к постнеклассическому прослеживал в своих трудах отечественный психолог В.Е. Клочко (2011, 2013), научный путь которого начинался с исследования процессов мышления в «школе» О.К. Тихомирова, а закончился постулированием духовной составляющей психики как главной в построении человеком своего жизненного мира. Основываясь на подходе В.Е. Клочко, проследим, как развитие научного мышления влияет на понимание психики в целом и понимание религиозной психики в частности.

На классическом этапе ведущей категорией является отражение. Психика отражает объективную реальность. Как в зеркале, в психике оказывается все то, что есть в реальности. Философ К. Поппер предложил такой образ: сознание (и психика) — «бадья», в которую наливаются все факты внешнего мира. Получается, что сознание и психика пассивны. Для классического этапа характерна линейная причинность — причина порождает следствие и никак иначе.

Классический этап развития психологии ставит перед психологией религии следующие вопросы: если психика отражает реальность, то какую реальность отражают религиозные переживания? Если у каждого переживания свои причины, то что является причиной религиозного переживания? И это, как ни странно, влечет за собой вопрос: есть ли Бог? Потому что, если есть Бог, то религиозные переживания отражают реальность божественного бытия. А если Бога нет, то не являются ли религиозные переживания болезненными проявлениями психики, наряду с бредом и галлюцинациями, предметом которых также являются несуществующие или искаженные объекты и связи?

Таким образом, на клиническом этапе сама религия может быть поставлена под сомнение: не является ли религия болезнью? З. Фрейд, А. Бек, А. Эллис считали, что сама религия, даже в лице лучших ее представителей, болезненна, является формой невроза или следствием иррациональных убеждений (Фрейд З., 1991; Lukoff D., 2011).

На неклассическом этапе происходит смена взгляда на психику через отказ от категории «отражение». Лев Семенович Выготский (1982), которого называют Моцартом психологии, прямо говорит, что главная роль психики — не отражать, а «субъективно искажать действительность в пользу организма». Его образ — «глаз, который видел бы все, именно поэтому не видел бы ничего» — указывает на избирательность психики и сознания в пользу человека. Даже здоровый человек может увидеть ограниченность своего восприятия реальности, когда ему открываются какие-либо факты, которые он никогда не замечал, потому что не был к этому готов, или психика ограждала его от этих фактов. Прожекторная теория сознания, по терминологии Поппера, как раз и указывает на то, что луч внимания или активной деятельности направлен на определенную часть реальности.

Взамен объективной реальности появляется понятие «жизненного мира» человека. Линейная причинность сменяется системной (в т.ч. в психиатрии и наркологии): причина может быть следствием, а следствие — причиной (Семичов С.Б., 1977). В науке развиваются диатез-стресс модель, биопсихосоциальная модель и биопсихосоциодуховная модель. Эти модели призваны разрешить вопрос, периодически появляющийся в практике психолога, психиатра, нарколога: событие повлияло на человека или человек склонен воспринимать только такие события?

На этом этапе психология религии не ставит вопрос: отражают ли религиозные переживания объективную реальность? Религиозность воспринимается как одно из свойств человека. Стоит другой вопрос: какова религиозность конкретного человека — здорова или патологична? Примером может служить выявление Г. Олпортом (1998) внутренней и внешней религиозности. Исследования показали, что внутренне принятая религиозность связана с большей адаптивностью, психологическим здоровьем, пониманием другого, в то время как внешняя религиозность, являющаяся следствием привычки, культурной традиции, связана с большей агрессивностью, стереотипами и предубеждениями (Hunsberger B., 2005).

Можно упомянуть и В. Франкла, который говорил о том, что наличие духовного (религиозного) смысла может интегрировать личность человека, оздоровить его психику. В то время как отсутствие религиозного смысла или нераскрытая религиозность может быть одной из причин ноогенного невроза, характеризующегося переживанием отсутствия осмысленности жизни (Франкл В.Э., 2000).

На постнеклассическом этапе психология приходит к пониманию того, что психика создает реальность: из объективной реальности она формирует жизненный мир человека. На этом этапе практически невозможно обойтись без понятия «дух», который воспринимается как вершина психики. Дух порождает реальность человеческого бытия путем трансляции смыслов и отношений человека в окружающую реальность. Именно он обеспечивает создание из нейтральной, равнодушной по отношению к человеку реальности «мир для человека», его жизненный мир (Клочко В.Е., 2013).

Жизненных миров оказывается целое множество. Они подвергаются интерпретации. Это приводит психологию религии к вопросу: в чем смысл религиозной жизни для конкретного человека? Данный ракурс задает, с одной стороны, поле для множественных толкований религиозной жизни, но специалисту, оказывающему помощь человеку с психическими расстройствами, это позволяет задать следующий вопрос: какой из смыслов религиозной жизни наиболее способствует здоровью конкретного человека?

В качестве иллюстрации практического применения постнеклассического подхода можно привести клинический пример, связанный с поиском наиболее здорового смысла религиозных переживаний. В частном порядке к нам за психологической помощью обратилась А., женщина, 39 л. Основными жалобами были жалобы на «голоса бесов» угрожающего характера, звучащие внутри и стремящиеся свести с ума. Голоса, преследовавшие ее в течение 9 лет, были преимущественно мужские, звучали в голове, но иногда проецировались и вовне. 2 года назад она раскрыла их врачу-психиатру в связи с тем, что они чрезмерно усилились, мешали работать, общаться с близкими. Ей был поставлен диагноз «F25. Шизоаффективное расстройство», что привело к увольнению с работы (трудилась воспитателем детского сада), увеличению напряженности в семейных отношениях. Муж запретил ей ходить в церковь, так как, по ее словам, голоса усиливались после посещения церкви. 16-летний сын также остро переживал ситуацию.

Клиентка интерпретировала эти голоса как голоса нечистых духов, появившихся из-за невыполненного обещания Богу. Она просила у Бога помощи в рождении сына, за что обещала воспитывать его в вере (не являясь, кстати, практикующей верующей на тот момент). Не выполнив свое обещание, она пришла в храм в следующий раз только через 7 лет, и в этот момент почувствовала «вселение». В момент пика заболевания, случившегося два года назад, голоса угрожали свести ее с ума, что должно было привести к тому, что она бы полностью оказалась в их власти, власти бесов, и в настоящей жизни, и попала бы в ад в будущем. Последнее сильно беспокоило клиентку, так как страх мучений после смерти был главным поводом посещения храма.

Перед нами не стоял вопрос о сущности голосов, уточнения диагноза, так как психиатрическая помощь была оказана, и женщина продолжала ее получать в виде амбулаторного лечения, имевшего определенный положительный эффект — отсутствие обострений в течение 2 лет. Поэтому религиозность женщины мы разделили на две составляющие: патологические переживания («голоса нечистых духов»), которые не поддавались психологической коррекции и являлись мишенью фармакологического воздействия, и личностное (смысловое) отношение к патологическим религиозным переживаниям и религиозной жизни вообще. В частности, мы подвергли сомнению убежденность женщины в правдивости логической связи: «голоса» — «сумасшествие» — «состояние без Бога» — «попадание в ад». Мы привели примеры более снисходительного отношения Церкви к людям, имеющим психические расстройства: например, отпевание людей, совершивших суицидальные попытки на пике психического расстройства, более милосердное отношение святых к людям с нарушенной душевной организацией. Мы позволили себе предположить, что Бог также может быть более милосерден к людям, имеющим психические расстройства. То есть рассмотрели, насколько убеждение в причинно-следственной связи «сумасшествие» — «ад» соответствует позиции христианства, стремясь показать неразумность этой связи.

Второй и главной мишенью смыслового анализа была убежденность женщины в том, что ее патологические религиозные переживания и есть суть религиозной жизни. Мы спросили ее, как соотносятся негативные последствия этих переживаний (увольнение с работы, увеличение напряженности в семье) с целью христианской жизни. И хотя размышления над этим вопросом не привели к немедленному переключению на истинные религиозные смыслы, которые всегда связаны с другими людьми (например, родственниками, коллегами) — это было бы чудом, но мы подвергли сомнению значимость патологических переживаний, разрушающих естественный уклад жизни. После консультации женщина отмечала облегчение своего состояния. В катамнезе — через полгода после первой встречи — отмечалось возвращение к социальной жизни (трудоустройство на новую работу канцелярского типа, соответствующую психическим ресурсам), большая значимость взаимоотношений с родными в структуре переживаний клиентки и пр.

Следующим — перспективным — этапом консультирования может стать обретение подлинной религиозности. Религиозность не как снятие страха ада, а как поиск смыслов в той жизни, которую ей дал Бог (в отношениях с людьми, в реализации собственных талантов).

Подводя итог, можно отметить, что усложнение научного мышления (от классического к постнеклассическому) приводит к упрощению вопросов, которые ставит психология религии — от вопроса «Есть ли Бог?» к вопросу «В чем смысл религиозной жизни для конкретного человека?» Это избавляет специалиста, оказывающего помощь в сфере психического здоровья, от не свойственных его профессии мировоззренческих дискуссий, позволяет понять смысловую сферу жизненного мира человека и совместно с человеком искать религиозный смысл, который будет способствовать восстановлению и укреплению его здоровья.

Использованная литература:

1. Выготский Л.С. Исторический смысл психологического кризиса // Л.С. Выготский. Собрание сочинений в 6 тт. / Под ред. А.Р. Лурии, М.Г. Ярошевского. М.: Педагогика, 1982. Т. 1. Вопросы теории и истории психологии. С. 291–436; 347.

2. Галажинский Э.В., Клочко В.Е. Категория «отношение» в психологии в свете парадигмальной динамики науки // Мир психологии. 2011. Т. 68. № 4. С. 14–31.

3. Зейгарник Б.В. Патопсихология / Б.В. Зейгарник. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1976. 240 с.

4. Клочко В.Е. Проблема сознания в психологии: постнеклассический ракурс // Вестник Московского университета. Серия 14. Психология. 2013. № 4. С. 20–35.

5. Олпорт Г. Личность в психологии / Г. Олпорт. СПб, М.: «Ювента», «КСП+», 1998. 345 с.

6. Семичов С.Б. Системный подход и социально-биологическая проблема в психиатрии // Проблемы системного подхода в психиатрии: сборник. Рига, 1977. С. 39–43.

7. Степин В.С. Теоретическое знание: структура, историческая эволюция / В.С. Степин. М.: Прогресс-Традиция, 2000. 743 с.

8. Франкл В.Э. Основы логотерапии. Психотерапия и религия / В.Э. Франкл. СПб: Речь, 2000. 286 с.

9. Фрейд З. Будущее одной иллюзии // З. Фрейд. Психоанализ. Религия. Культура. М.: Ренессанс, 1991. С. 17–64.

10. Hunsberger B. Religion, Meaning, and Prejudice / B. Hunsberger, L.M. Jackson // Journal of Social Issues. 2005. Vol. 61. No. 4. P. 807–826.

11. Lukoff D., Lu F.G., Yang C.P. DSM-IV religious and spiritual problems / D. Lukoff // Religious and spiritual issues in psychiatric diagnosis: A research agenda for DSM-V. 2011. P. 171–198 [Электронный ресурс] (дата обращения: 29.10.2021).
URL: http://www.spiritualcompetency.com/dsm4/dsmrsproblem.pdf